Снаружи кажется, будто здание и окружающая его природа слились в одно целое. Многочисленная зелень отражается в окнах; солнечные блики заставляют щуриться от визуального удовольствия.

Внезапно их дыра на окраине Москвы кажется убогой пещерой по сравнению с этим лесным замком.

«Наверное, дети, которые здесь учатся, счастливчики», – проносится в голове у Глеба, а затем он вспоминает, что за дети учатся здесь на самом деле. Канарейки, запертые в красивые клетки, и то могут похвастаться более полной жизнью, чем эти бедняги.

– О, вы, наверное, Глеб Дмитриевич! – всплескивает руками молодая девушка, стоящая на ведущих ко входу ступеньках.

Стрижка по плечи, светлые глаза, недорогая, но аккуратная одежда. Сотрудница школы «ФИБИ» не производит впечатление не-человека, что удивляет Глеба больше всего. Детский энтузиазм делает ее похожей на героиню диснеевского мультфильма, и Глеб невольно улыбается.

– Просто Глеб, – скорее из желания понравиться, нежели из-за чего-то другого просит он.

– Хорошо, Глеб так Глеб, – соглашается она и протягивает руку для пожатия.

Глеб торопливо вытирает ладонь об штаны и только затем касается ее гладкой, мягкой кожи. Он успел забыть – каково это, контактировать с людьми. Кто-то как будто каждый день незаметно выкручивал яркость из реальности.

Девушка вздрагивает и слишком быстро отдергивает руку. Смущенно улыбается, разворачивается на каблуках и, поведя плечом, жестом приглашает его внутрь.

Глеб внезапно чувствует себя не в своей тарелке. Одно дело любоваться таким красивым зданием снаружи, другое – пытаться представить себя одной из многочисленных составляющих этого архитектурного ансамбля. Нужно ведь будет соответствующе выглядеть и держаться. Он едва ли авторитет для Ренаты, а тут будет полк малолетних полубожков, которые быстро превратят его в отбивную, если он не покажет им, кто тут вожак стаи.

По лестнице с широкими ступенями из прозрачного стекла поначалу немного боязно идти.

– Тут у вас… круто, – комментирует Глеб, но мгновенно чувствует себя глупо.

Вера одобрительно кивает через плечо.

– Я тоже не сразу привыкла. Первые несколько дней носила с собой миллион влажных салфеток, чтобы каждые три секунды протирать обувь. Но со временем подобная роскошь начинает казаться нормальной.

Теперь они идут по бесконечному коридору второго этажа, и Глеб, стараясь рассмотреть каждый класс за прозрачным стеклом, едва поспевает за своей провожатой. Звонкий стук ее каблучков успокаивает, вводя в полугипнотическое состояние.

– А?.. Что?

– Я говорю, очень хорошо, что вы приехали. У нас тут небольшое ЧП… Хотя, если правду сказать, полнейшая катастрофа! – Девушка хмурится, явно что-то припоминая. – Учебный год на носу, а у нас учителей – раз-два и обчелся! Так что вы, Глеб, нас очень выручите.

Брюнетка постепенно замедляет шаг и последние инструкции дает уже полушепотом:

– Леонид Павлович человек немного рассеянный и порой слегка резкий… и даже иногда может вспылить так, что вы услышите про себя кучу всего обидного… Но в целом он довольно безобидный, так что не пугайтесь его грозного вида.

Глеба такое описание не пугает – наоборот, завораживает. Ему до смерти становится любопытно, что же это за директор такой, что от него разом весь штат учителей сбежал.

Леонид Павлович будто и не ждет его. Сидит за своим громоздким письменным столом, утопая в мягком кожаном стуле, и сосредоточенно что-то вычитывает в лежащих перед ним распечатках. Про себя Глеб отмечает, что директорский кабинет и уборные – одни из немногих помещений в школе с непрозрачными белыми стенами. Похоже, на уединение придется надеяться только в общежитии, само собой, учитывая, что само определение общежития исключает уединение.

Директор не замечает, что в кабинете появились посторонние, пока его ассистентка не кашляет. Глеб внезапно понимает, что она так и не представилась. Горыныч, кажется, называл имя, но так сразу его и не вспомнишь.

– Леонид Павлович, вот, познакомьтесь, Глеб Дмитриевич – наш новый учитель по адаптации к реальности.

Леонид Павлович оказывается мужчиной крупным, даже слишком. Он не толстый, нет, но просто очень плотный: даже Глеб со своими метр девяносто чувствует себя рядом с директором почти лилипутом. Здесь и к гадалке ходить не надо: кто-то в роду этого гиганта, очевидно, ел слонов на завтрак и тигров на обед.

– Верочка, оставьте нас на полчасика, – просит Леонид Павлович, не поднимая глаз.

Послушная «Верочка» испаряется так же быстро, как змея, завидевшая в воздухе орла.

– Садитесь, пожалуйста.

Глеб садится на пластиковый «икеевский» стул – гораздо более скромный, чем кожаный трон директора, – и уже тогда может разглядеть, насколько этот мужчина выглядит усталым. Ощущение, что каждая клеточка его тела тянет своего обладателя к земле: легкие брыли на подбородке, чуть отвисшие мочки ушей, падающие вниз уголки губ… Гравитация гораздо сильнее этого крупного человека, против которого, кажется, не готов пойти больше ни один силач мира.

– Надеюсь, вам у нас нравится. – Директор впервые поднимает на собеседника глаза. – Как видите, мы делаем все возможное, чтобы нашим сотрудникам и детям было в школе максимально комфортно.

Каждое слово – гвоздь на крышке гроба под названием «самооценка». Впервые за долгое время к Глебу обращаются как к равному, что вызывает эффект, обратный желаемому: стремление забраться в нору и зашипеть.

Глеб с трудом сглатывает.

– Конечно.

Но директор будто не обращает внимания.

– Если говорить откровенно, работа у вас не пыльная. Большинство наших учеников совершенно не приспособлены к реальной жизни, так как их человеческие родители уверены, что их чада до того особенные, что всю жизнь держат их взаперти. Кто-то боится, что их ребенок, наоборот, кого-то случайно покалечит, но результат всегда один. Вам Вера чуть позже перешлет программу вашего предшественника, но там нет ничего сверхъестественного, хотя материалы вам однозначно пригодятся.

– Почему?..

– Хотите спросить, почему для такой простой работы мне нужны именно вы? – подхватывает Леонид Павлович. – Все очень просто. Вы, Глеб Дмитрич, все равно что полукровка, а значит, понимаете, через что большинству этих детей придется проходить. Я, конечно, могу понабрать обычных учителей и заставить их подписать какой-нибудь договор о неразглашении, но вы же понимаете: студенты их быстро заклюют. А так они вас будут уважать. Вы же хотите, чтобы вас уважали?

Директор подается вперед, сцепляет руки в замок и смотрит на Глеба через приспущенные очки.

– Да я…

– Как насчет такой зарплаты?

В руках у Глеба оказывается желтый листочек на клейкой основе, на листочке – цифры. Очень много цифр. Складывается впечатление, что они прям там, на этой желтушной бумаге, и размножаются.